«…Когда я сильно устаю, я вспоминаю вязкий мед ташкентского солнца… Керамический блеск виноградных листьев, тяжелые брусы янтарных, слёзных на срезе, сушеных дынь, светящуюся изнутри золотую плоть абрикосов, сладкую истому черной виноградной кисти с желтыми крапинами роящихся ос. Солнечное свечение дня… Солнечная, безлюдная сторона улицы… Карагачи, платаны, тополя – в лавине солнечного света. Мне до сих пор тепло…» Дина Рубина

 На мой взгляд, культура человека определяется не тем, сколько стран и континентов он увидел в своей жизни, а интересом к собственному «за порогом» и  насколько он хорошо знает место, где родился и живет. Ведь очень часто о чудесах «за окном»  нам рассказывают  гости, обращая наше внимание на то, что для нас  уже стало привычным, незаметным и обыденным.

Было бы смешно изучать историю Франции по романам Дюма.  Так и мы  не сможем увидеть реальную историческую картину, прочитав  книгу Дины Рубиной  «На солнечной стороне улицы». Да и надо ли это? Ведь книга написана  для тех,  кто ищет характеры, сопереживает судьбам, черпает вдохновение и задумывается о смысле бытия – им нужна трогательная история, которая происходит и происходила во все времена, написанная талантливо, нервно, неравнодушно. Но самое главное в книге то, чего не удалось добиться создателям одноименного  фильма – Дина сам  город сделала одним из главных действующих героев.  Наш родной Ташкент – Ноев Ковчег, Вавилон для миллионов разноголосий, предстает  перед нами в образах, картинках, одному ему присущем запахе и городском шуме, сквозь который пробивается духовой оркестр.

— …а по вечерам у входа в парк играл духовой оркестр ОДО. Обстановка была страшно романтичная: звездное, прекрасное ташкентское небо, все напоено влюбленностью… Замечательная музыка издалека кружила, — например, вальс „На сопках Манчжурии“… Так молодежь зазывалась в парк: офицеры, солдаты, студенты… Понимаешь, время еще было довольно тяжелым, те, кто вернулся с фронта, — наше поколение, — учились, работали, все еще недоедали и недосыпали… но как-то все же по-своему были счастливы. Многие были уверены, что мы живем в самой прекрасной стране, которая победила мировое зло фашизма, ну и так далее…

 Это было центральное место города,  где  играла музыка и по вечерам устраивались танцы. Прилегающий к нему парк был  местом романтических свиданий. Через дорогу располагалась Кашгарка – район зажиточных  мастеровитых евреев. Говорят, тут  шили замечательную обувь, и туфельки с Кашгарки были  мечтой каждой девушки. Из настоящей кожи, с кокетливым каблучком – как они восхитительно цокали по мостовой…

…в сторону Сквера Революции, к дому Знаний,  сейчас это Драматический Русский Театр, мимо  театра Навои, который строили пленные японцы. В романе было написано, что пленные немцы ходили без охраны, а японцев охраняли. На самом деле все было не так – японцы  очень дисциплинированный народ,  — усиленно  охранять их не было великой надобности. Каждое утро, часов в пять, их «подкованные» гвоздями башмаки нарушали  покой и негу сонного  центра, — они шли строить театр… При этом удрученно качали головой, глядя на советское  строительство – дескать, строение не выстоит и двухсот лет…

Директор театра Бахтияр Якубов  рассказывал, что был потрясен, когда из японской делегации  отделился сухонький старичок, и, обняв колонну зала, заплакал. Это было его здание, он его строил, вложил в него всю душу и половину жизни, где год за пять. И вот сейчас он снова прикасался к тем кирпичам, как к своей вернувшейся молодости…

В Ташкенте было много самовольных застроек, жактовских домов, — земли много, взял  две картонки, обмазал глиной, вот тебе и дом. Именно они сильнее всего пострадали во время землетрясения. Но остались небольшие островки памяти – такие, как напротив бывшего парка Тельмана, дачи военного губернатора.  В этом доме на четыре хозяина время остановилось. Он был построен в 1914 году,  но до сих пор  тут живут люди, не торопящиеся уезжать в бетонные коробки.  В отличие от москвичей, ташкенцев квартирный вопрос не испортил. В Ташкенте было очень мало коммуналок, но были вот такие дома, в которых жили несколько семей с общим двором. Гости были общие, были общими проблемы и радости, и невозможно было чихнуть  без пожелания здоровья. В этих домах жили дружно. Дом №25 до сих пор хранит колорит тех дней, и человеческое тепло в общении. Соседи — одна из самых больших ценностей Ташкентского бытия, отражение удивительного городского характера

 Старый город, канал Кейкаус… Именно  в таком доме узбечка Хадича выходила  русскую девочку Катю.

“Хадича несколько раз поднималась на балхану, смотрела на девочку, качала головою и бормотала что-то по-узбекски. Под вечер, завернув в головной платок сапоги старшего сына, Хикмата, ушла и вернулась через час без сапог, осторожно держа обеими руками поллитровую банку кислого молока.

    — Кизимкя, бир пиалушкя катык кушяй, — озабоченно приговаривала она, натряхивая в пиалу белую комковатую жижу.

    — Оставьте ее… — угрюмо простонал Саша, — все равно вырвет…

    И тут лицо тихой Хадичи изменилось: она тонко и гневно закричала что-то по-узбекски, даже замахнулась на Сашу худым коричневым кулачком, сморщенным и похожим на сливу-сухофрукт.

    Осторожно подложив ладонь под легкую Катину голову, приподняла ее и поднесла к губам девочки пиалу. Катя потрогала губами прохладную кисловатую массу, похожую на жидкий студень из клея, а еще на довоенный кефир… послушно отхлебнула и потянулась — еще.

    Хадича отняла пиалу, покачав головой: нельзя сразу. Весь вечер она просидела возле девочки, разрешая время от времени делать два-три глотка…

Уютный дом с балаханой, пусть современный, но хранящий дух тех времен и ласточек под крышей.

Мне всегда казалось, что Чиланзар был построен смешным художником, рисующим в условной манере. Если посмотреть на Чиланзарский дом со стороны, прищуриться, отступив от него, как от картины, со взглядом знатока, то он покажется карикатурным, разноцветным , веселым, с разными окнами. Недаром Рустам Базаров, ташкентский художник именно так и рисует Чиланзар, несуразный, эклектичный, сборно-молодежный, но такой душевный… Когда то это был даже не Ташкент  а пригород, со своими правилами и укладом. Метро сделало его городом Ташкентом. Тут в доме №24 выросла Дина Рубина, местная маленькая знаменитость, которая печаталась  в «Юности». Наверное, если бы девочке сказали, что через много лет к ее дому будут приходить люди и здороваться с  её окнами, то она бы немало удивилась. А может быть и нет… Сказала бы, хоть ей никто бы не поверил: «Так и будет, вот увидите…»

В Ташкенте Дину Рубину любят, читают  и помнят. Может быть, спорят, может быть, качая головой и хмуря брови, говорят: – «Нет, не так было! Нет, ну зачем ты так! Да что же это такое понаписано-то? Насочиняла то, насочиняла, байки из склепа…» Но все равно любят. Она наша, ташкентская, как бы она не прикипела к своим палестинам. Одной с нами расы, как сказал бы Курт Воннегут, — ташкентской.